— Пойди скажи тому мальчишке:

Цирюльник сказал это сыну раджи, и тот опечалился. «Кому такое под силу?» — думает. Бросил он дом и ушел в лес дремучий. Там он набрел на садху, а волосы у того садху разрослись на пять косов в стороны. Сын раджи думает: «Как бы мне к нему подойти, ног святого коснуться? Откуда ни зайди, все на волосы наступишь». Много дней он старался, складывал по волоску. Наконец до самого садху добрался и все равно его не увидел, так он грязью оброс. Стал сын раджи воду таскать и его обмывать. Двенадцать лет на это ушло. Как дошла вода до самого тела, садху разгневался и воскликнул:

— Иди прочь ты, сожитель сестры! Стоит моему взору упасть на тебя, от тебя один пепел останется.

Сын раджи поскорей зашел к нему за спину. Тут садху открыл глаза, и лес на пять косов вперед весь сгорел. Успокоился садху и говорит:

— Кто ты? Встань передо мной.

Сын раджи пал ему в ноги и поведал все свои горести. Садху ему говорит:

— Я обращу тебя в попугая. Лети на поля дано Натьяма-ла. Там ты добудешь рис, что растет и зреет за один день. Больше нигде такого нет. Сядь на дерево, а как увидишь, что работники дано пошли отдыхать, спустись и возьми метелку риса. Работники за тобой погонятся, а ты не оглядывайся, не то камнем станешь.

Так оно и вышло. Обернулся сын раджи попугаем и унес колос риса. Слуги дано за ним гнались, а он не оглядывался, полетел прямо к садху, и садху вернул ему человеческий облик.

Сын раджи вернулся домой и посеял рис. В тот же день рис дал побеги и созрел. Сын раджи его сжал, обмолотил и провеял. Рани шлет цирюльника узнать, не вернулся ли паренек, а тот его встречает такими словами:

— Ты пришел в самое время. Отнеси зерно рани, пусть его ест.

Показал цирюльник рани зерно, и она испугалась. Говорит:

Услышал это сын раджи, вернулся к садху и все ему рассказал. Садху превратил его в шмеля и послал на луга дано Натьямала, где паслись дикие белые буйволы. Он подождал, пока работники подоят буйволиц, потом окунулся в ведро и взлетел с громким жужжанием. Буйволы погнались за ним, а пастухи погнались за буйволами, и все побежали прямо к садху. А садху обратил буйволов в камни, а сына раджи — в муху. Прибежали слуги дано, он их обругал, говорит:

— Тут нет никого. Зачем беспокоите садху?

Слуги ушли, и садху опять превратил камни в буйволов, а муху — в сына раджи, и тот пригнал все стадо к своему дому. Там он подоил буйволиц, сыр сварил и послал его рани. Увидела это рани, испугалась еще больше прежнего и говорит цирюльнику:

— Пойди к нему, скажи:

Услышал это сын раджи, пошел к садху и все ему рассказал. Садху ему говорит:

— Иди, я тебе дам оружие.

Он дал ему Чаккарбан — стрелу-вихрь, стрелу Чирбан, что цепляет людей, как трава чир, камень, воду в бутыли из тык-вы и палку и послал его во дворец к дано Натьямалу — увести из его конюшен громадного Хансраджа-коня. Сын раджи пришел во дворец и сказал дано, что он его сын. Дано очень обрадовался и принял его с большим почетом. На другой день дано ушел искать коренья к обеду, а сын раджи пустился бродить по дворцу и бродил, пока не нашел огромного Хансраджа-коня. Он вскочил на него и поехал прочь от дворца прямо к лесу. А дано заметил его и пустился в погоню. Сын раджи пустил в него Чаккарбан. Понеслась стрела, закружилась как вихрь и разметала дано на куски. Да только куски сразу срослись, и дано опять погнался за ним. Тогда сын раджи пустил Чирбан, и стрела опутала дано, связала ему руки и ноги. Только дано сумел выпутаться и опять бежит за ним по пятам. Тут сын раджи выплеснул воду из своей тыквы — сделалась широкая река между ним и дано. Но дано реку переплыл. Бросил сын раджи свою палку — и поднялся за ним дремучий лес. А дано и сквозь лес пробился. Швырнул сын раджи камень — и легла гора на пути у дано. На нее уж дано взобраться не смог.

Наконец сын раджи доехал до садху, рассказал все, что с ним приключилось, а потом вернулся домой. Услышала рани, что сын раджи приехал верхом на огромном коне Ханс-радже, совсем перепугалась и снова послала цирюльника.

— Скажи ему,— говорит,— так:

Услышал это сын раджи, оседлал коня Хансраджа и велел ему везти его к девице Ангармати. Полетел конь по небу и в один миг принес его к дому Ангармати, а Ангармати была дочкой дано. Она качалась на золотых качелях, а ее мать ушла в лес — нарезать молодого бамбука на ужин. Встал сын раджи перед Ангармати. Она сверкала словно огонь, и от ее блеска он упал замертво. Девушка подбежала к нему, водой на него брызнула и привела его в чувство.

— Зачем ты пришел сюда, враг наш? — говорит.— Если моя мать тебя увидит, она тебя съест.

Пришла ее мать, сразу принялась искать сына раджи, Да Ангармати его спрятала. Как уснула мать, сын раджи посадил Ангармати к себе на коня и ускакал. Он привез Ангармати к садху, и садху их поженил. Тут сын раджи ему говорит:

— У меня шесть матерей, и все слепые. Что мне делать?

— Возьми этот пепел,— говорит садху,— приложи его к глазам матерей, и они прозреют.

Сын раджи привез домой молодую жену, приложил пепел к глазам матерей, и они опять стали видеть. Потом он построил в саду большой дворец, больше, чем у раджи. Раджа задумал пойти войной на этого чужеземца и выгнать его, да приснился ему вещий сон, и он узнал, что это его родной сын.

Тогда раджа пошел к нему и позвал его к себе во дворец — хотел отдать ему свое царство. А сын говорит:

— Пока ты свою рани живой в землю не закопаешь, я к тебе не пойду.

Раджа закопал рани в яму, а шесть старых рани обратно взял, и все они счастливо зажили вместе.

42, Сын Лесной рани

Жил-был раджа. У него было шесть жен, а детей ни одна ему не родила. Каждый день раджа уходил на охоту. Вот раз поставил он вышку у озера и сел ждать, не придет ли какой зверь на водопой. А на дереве, на самой вершине, сидела Лесная рани и плакала. Ее слезы упали радже на грудь. Он позвал своих слуг и говорит:

— Смотрите, смотрите, вода мне на грудь каплет.

Глядят все на дерево, ничего увидеть не могут. Был среди них один кривой, он говорит:

— Что-то там есть.

Стал он звать Лесную рани:

— Скажи, кто ты: девата, или ракшас, или бхут, или прет? Спустись вниз.

А она отвечает:

— Нет, я не смею. Вдруг вы меня побьете.

Наконец она спустилась, приготовили ей еды получше, она стала есть.

— Похоже,— шепчут слуги,— она много дней уж не ела.